.

Воспоминания Смирновой Людмилы Михайловны.

СмирноваЯ, Смирнова Людмила Михайловна (до замужества Бакланова) родилась  14.08.1939 года.

Когда началась война мне было 1год 10 месяцев, сестре Валентине 4года 10 месяцев, брат Александр родился в октябре 1942 года.

Мамины и папины родители – уроженцы вологодской области, Череповецкого района, деревни Курцево. Почему дедушки и бабушки переехали со своими детьми в Ярославскую область, я не знаю, очень жалею, что не узнала о причине переезда от своих родителей. Их привезли совсем маленькими, это было где-то в 1912-13 году. В Рыбинском районе таких переселенцев много, их называли «черепанами». Мама из многодетной семьи, было 7 детей, 3 её брата погибли в ВОВ. Мама, Бакланова Анна Петровна, до замужества Фомичёва.

Отец, Бакланов Михаил Никифорович, со своей матерью Баклановой Марией Никитичной и Сестрой Марией  приехали в Рыбинский район, когда отцу было 6 лет. А Марии 2 года. Их отец, Бакланов Никифор Кондратьевич погиб в 1-ю мировую войну, он был Георгиевским кавалером.

На долю их матери выпала очень тяжёлая жизнь. На новом месте нужно было строить дом. Вместе с мужчинами она на лошадях вывозила из леса брёвна. Этот большой добротный дом и стал первы жильём для моих братьев и сестёр. Нас у родителей было 7 человек. Старший брат умер в 4 года. Мои родители были великими тружениками. Мастерами «на все руки». Жизнь заставляла всё делать самим. Папа до войны работал пожарным на кирпичном заводе, после войны – в колхозе, мама – всю жизнь в колхозе, в полеводстве и дояркой. Когда папа ушёл на фронт, вся работа по дому легла на плечи бабушки. Мама от рассвета до заката работала в колхозе, почти «на общественных началах», за работу начисляли трудодни. У мамы их всегда было много, но  мало что на них получали. Выживали только за счёт домашнего хозяйства. Держали корову, телёнка, овец и кур. За ними тоже нужно было ухаживать, и заготавлять кр\орма на зиму. Молоко в основном приходилось продавать, носили за 3,5 км в Песочное. На вырученные деньги покупали только самое необходимое и платили налоги, которыми облагались все хозяйства. Кроме денежного налога государству сдавали молоко, шерсть, мясо, яйца. Во время войны молоко продавать носила бабушка (это кроме всех домашних дел, где кроме всего прочего 3 малыша). В магазине хлеб не покупали (наверное колхозникам карточек продовольственных не давали), его  тоже пекла бабушка.  Как-то умудрялась печь из некачественной муки и размолотых картофельных очисток. Нам всегда хотелось есть, но на завтрак , обед и ужин ??? , промежуточных перекусов не было. Весной, только начинала почва оттаивать , и взрослые и дети ходили  перекапывать картофельные гряды, где с осени могла остаться картошка. За зиму она перемерзала и превращалась в какой-то продукт, называемый  в народе «тошнотики». Так вот из этих «тошнотиков» пекли что-то съедобное. Весь хлеб, испечённый  бабушкой  и «тошнотики» были серо-чёрного цвета, и этот цвет запомнился навсегда. А ещё мы были травоядные – ели всю зелень, что росла на полях ??? и в лесу.

Когда закончилась война, папа вернулся совершенно больной. Их часть занималась обеспечением боеприпасами частей, которые были на передовой. Погрузка и разгрузка ящиков со снарядами – это был непосильный труд, а питание хуже, чем на передовой. Обмундирование – тоже. Наш папа никогда не отличался физической силой. Чтобы кормить семью, мама была вынуждена продавать и обменивать на продукты питания наиболее ценные вещи, приобретённые ещё до войны. До войны семья родителей была довольно обеспеченной. Некоторые, ещё не проданные, вещи в послевоенные годы перешивались   для детей. Получить такую «новую» вещь для нас было праздником.

По случаю возвращения папы с войны бабушка неведомо откуда «выкопала» муки (наверное по сусекам поскребла) и испекла такой белый хлеб , что я белее в жизни не видела. Вот таким был контраст между цветом военного хлеба и того, который испекли для папы. Мне в ту пору не было ещё 6 лет, а я запомнила, как папа посмотрел на наши «вытаращенные» глаза, смотревшие на этот хлеб с жадностью, отодвинул хлеб в сторону, а мы даже не просили его, ведь его испекли для больного папы.

Ещё одним из продуктов, который применялся для «производства» хлеба была дуранда. Это отходы от переработки семян льна на масло, вкус этого льняного масла я до сих пор не знаю. Так вот льняная дуранда делалась из жмыха льняного семени. Она очень была похожа на современный шифер. А ещё была соевая дуранда (из чего делалась та я не знаю), она была жёлтого цвета.

Во время войны все работы в колхозе выполнялись женщинами, стариками и детьми-подростками 12-15 лет.  Работы для них были непосильными, но другого трудоспособного населения не было. Им часто приходилось поднимать очень тяжёлые мешки, управлять упряжками быков. Лет 25 назад я увидела в одной из газет фотографию (а может это был рисунок), где изображалось вспаханное поле, плуг, в который впряглись две женщины( вместо лошадей!), третья – за рычагами плуга. Внизу надпись «Материнское поле». Не подумав, я показала страницу маме. Она так сердито отодвинула газету и сказала: «что ты мне показываешь, я сама так поохала». С таким трудом, но поля обрабатывались, а сейчас на сельхозугодья больно смотреть. Поля зарастают берёзовыми рощами, разрушены колхозы, совхозы. А в войну и послевоенные годы вся земля обрабатывалась.

После окончания войны долго оставалась проблема с питанием. Мы, совсем небольшие , ходили собирать колоски, которые оставались после уборки зерновых. Собирать колоски – процедура не из простых. Колосок нужно найти, за каждым нагнуться, поднять, положить в какую-то тару. Очень болела спина и ноги. А взрослые считали, что это легко, мы маленькие – нам легче нагибаться , да и к земле ближе. Колоски просушивали на печке, потом помещали в ступу. Этот «агрегат» в сказках у бабы Яги был транспортным средством. А тут, не в сказке, а наяву, колоски в этой ступе пестами толкли, и, таким образом зерно освобождалось от колосков. Что получалось в ступе, просеивали на ветру, а потом зерно размалывали  в жерновах. Жёрнов представлял из себя  2 деревянных круга. Толщиной где-то 10 см, может чуть больше или меньше, диаметром не меньше полуметра. Одна сторона этих кругов была обита металлическими пластинами. На верхнем круге посредине было отверстие(10 см в диаметре), а на краю ручка для вращения этого круга. Нижний круг ,чуть больший,  стационарно крепился на основании и имел бортик.  Левой рукой в отверстие закладывали зерно, или очистки, дуранду и т.д. , то есть то, что требовалось измельчить , а правой рукой  вращали круг. При трении верхнего круга по нижнему зерно превращалось в муку. Это была очень тяжёлая работа , особенно для нас — детей, плохо упитанных. Большинство из нас были «рахитиками».

Шли годы, мы подрастали. В связи с этим увеличивалось количество обязанностей как по дому, так и других. Одна из них – продавать молоко. Это занятие было мало приятным, но не миновало никого из нашей семьи. Чтобы успешно продать молоко , да ещё успеть в школу, из дома нас отправляли в пять часов утра с большим 10-литровым бидоном преодолевать расстояние в 3,5 км. В посёлке  нужно было быстро распродать молоко, бегом по квартирам отыскивая желающих его купить. К счастью, были и постоянные покупатели, уже ожидавшие нашего прихода. Через день мы выполняли эту малоприятную и малодоходную работу. Часов в 8 возвращаешься домой и бегом в школу, ещё за 3 км от дома. У «наторговавшихся» в  детстве  у нас уже  никогда не возникало желания  что-либо продавать. Вот такие мы были «бизнесмены».  Таких малолетних торгашей в нашей деревне было несколько, да и в других деревнях они тоже были. Очень часто  после школы в лесу заготовляли дрова, а в выходные , (опять же за 3,5 км возили их на санках продавать в песочное.

Послевоенная жизнь в деревне мало чем отличалась от военной. Та же работа от рассвета до заката, та же оплата по трудодням. В сельскохозяйственных работах выделялось три периода:  посевная, сенокос, уборочная. От того, как складывалось выполнение этих работ зависели результаты труда в целом. Техника была только в МТС (машинотракторных станциях) поступала в колхозы по какому-то графику, трактористы – молодые девушки. Для выполнения всего объёма работ техники было недостаточно, поэтому в основном работали на лошадях и даже быках(которые были ужасно упрямы). Сеяли вручную, зерно разбрасывалось по полю, а потом заборанивалось. Бороны таскали лошади, быки, коровы, а иногда и люди. В моей памяти   послевоенного времени нет заброшенных сельхозугодий.

Следующий этап работ – сенокос. Очень важна на это время хорошая погода.  На сенокос всегда выходили как на праздник, по традиции надевали новые платья  и платки. К концу сезона они становились белыми от пота и солнца. Колхоз «Свободная деревня», где мы жили, объединял жителей 6 деревень. Было 2 бригады: в Погорелке и нашем Кузьминском. Была конюшня , в ней 6 лошадей, 2 коровника, коров больше 50, телятник. Работы на животноводческих фермах все ручные: подноска воды для поения животных, подвоз и раздача кормов, доение коров, уборка навоза – всё вручную. Мама работала дояркой, в группе было 11 коров, з которыми она ухаживала. Чтобы мама освободилась пораньше, мы ходили на ферму, помогали ей. Мне было лет 12, когда я из 11 коров выдаивала 5, мама мне подбирала тех, которые легко отдавали молоко. Воду для коров носили, в основном, тоже дети, помогая своим родителям. Косьбу трав  на полях выполняли конной косилкой, сгребали конными граблями. Эту работу выполнял носаков Алексей Матвеевич, все неудобицы скашивались вручную. Вставали в 3-4 часа утра и косили пока не сошла роса. Потом приходили позавтракать, чем бог послал, и снова на работу. На сушку и укладку сена. Родители уезжали на лошадях, запряжённых в одры (вид повозки) и телеги, всегда с песнями как буд-то не на тяжёлую работу, а на праздник. Возвращались очень поздно, после захода солнца, когда в полях появлялась дымка. Мы с нетерпением ждали, уж очень хотелось есть. Когда же, когда издали мы услышим песни? Да, с песнями после тяжёлого трудового дня возвращались  родители всей босоногой , оборванной детворы. Домой возвращались, а там ещё куча дел по уходу за скотом, потом кормили детей и смертельно уставшими валились в постель. Откуда они, наши родители, черпали силы, откуда?

Пока родители на работе у детворы тоже полно дел, которые мы обязаны выполнять постоянно, особенно таковых много  в весеннее, летнее и осеннее время. Посадка и уборка картофеля, сушка сена, прополка огорода, рыхление, окучивание и т.д, и т.д…. Всё это выполнялось детьми под руководством бабушки. Ежедневно по два раза ходили в лес за лопухами , «дидлями» (вид  крупных зонтичных растений), мелким кустарником на корм скоту.
это тоже было мало приятное занятие, ведь летом для нас обуви не существовало, даже в лесу бродили босиком. Ноги жгли крапивой, обрезали, кололи и все бегали потом   с перевязанными, конечно, не бинтами, а тряпьём.  Как правило, старшие дети нянчили младших. Уж эти младшим доставалось, ведь так называемые няньки, были их не на много старше. Мы с сестрой нянчили  брата, который на три года меня младше, так он у нас из «люльки» (так у нас называли колыбель, в которой мы все выросли) неоднократно вылетал, и с лестницы мы его волоком таскали, поднять сил не хватало. Как ещё вырос ничего не переломав ? И другие дети и в речке тонули, и в пруду в ледяной воде купались. Старшая сестра в детском возрасте 2 года жила в городе Иваново, нянчила ребёночка, за это ей какие-то деньги платили, кормили и одевали. Я в летнее время 2 года тоже нянчила соседских малышей, ну тут за кусок хлеба. Бра в 9-10 лет уже пас колхозных телят, трудодни записывали на маму.

Весной вся детвора занималась заготовкой  корья, это сырьё для кожевенной промышленности. Пока кора весной хорошо сдиралась с ивовых кустов, мы ходили как на работу. Очень уставали. Это и тяжело и утомительно, особенно, если погода жаркая. Кору связывали в пучки, сушили под навесом. Дети постарше сдирали кору с деревьев постарше с помощью топора. Кора там была толстой, во время сушки она не сильно теряла в весе. Малышня же сдирала кору с молоденьких кустиков, эта кора была тонкая и очень теряла вес при сушке. Сдавали кору по весу за какие-то мизерные копейки. Когда в лесу поспевали ягоды и грибы, все дети отправлялись на заготовку этих продуктов. Даже иногда в лес ходили по два раза в день.

В школу ходили в одежде и обуви, какая найдётся в доме или останется от старших. Особенно остро стоял вопрос с обувью. Летом этот вопрос решался просто: от таянья снега до заморозков по деревне бегали босыми.  Сапоги нам папа мастерил сам,  из шкур домашних животных он пытался выделывать кожи. Сапоги получались грубыми, да и воду пропускали. Часто ноги стирали вкровь, да и в школу приходили с сырыми ногами. Когда весной начиналось бурное таянье снегов, образовывалось много водных преград. Очень часто возле них, если была опасность зачерпнуть сапоги, разувались, по ледяной воде «штурмовали водную преграду», обувались и шли в сапогах до следующей, потом всё повторялось. Мне помнится, когда я училась в 4-м классе, маме выдали спецодежду – резиновые сапоги сорокового размера. Мама пожалела мои постоянно растёртые ноги  и отдала эти сапоги мне. Мои ноги в них были как «карандаши в стакане». Я наворачивала на ногу много  портянок, было тепло и сухо. Такая была радость, но длилась она не долго, сапоги были видимо плохого качества и быстро лопнули. Опять начались страданья. Так было не только в нашей семье, многие дети были обеспечены ещё хуже и в школу часто ходили по очереди из-за отсутствия одежды и обуви.

В то время, когда мы учились в школе, в деревне не было ни света, ни радио. Уроки учили поздно вечером, когда вся работы и обязанности были выполнены.  Освещение было – одна керосиновая лампа, которая освещала пространство над столом, где учили уроки школьники, а дошколята (их было  ещё двое)  мешали нам, им тоже хотелось быть возле света. Мы любили читать, но так как керосин  был в дефиците, долго читать нам не разрешалось – гасили лампу и загоняли спать. Никогда у нас, старших детей,  не было цветных карандашей, да и вместо тетрадей часто использовались различные брошюры, которые мы разлиновывали, а чернила приготовляли из свёклы. В детстве не было ни лыж, ни велосипедов, но 2-й разряд по лыжам в техникуме мне присвоили. На всю деревенскую детвору был один мяч, его берегли как  «зеницу ока». Я очень жалею, что никто из приятелей моего послевоенного детства не ходил в садик, не ездил в пионерский лагерь. Когда летом случалось проходить мимо своей школы, с завистью смотрели на пионеров. В школе базировался пионерский лагерь детей из Рыбинска.

Как я радовалась за своих детей, ходивших в детский сад и ездивших в пионерский лагерь им. Героя Советского союза Н.Д.Фурсова (уроженца посёлка Песочное), принадлежавшие нашему Первомайскому фарфоровому заводу!  А теперь нет уже ни завода, ни лагеря ; нет профилактория, где поправляли своё здоровье работники завода. Много ещё чего не стало.

Свои воспоминания мне хочется закончить стихами Ирины Бариновой, ярославской поэтессы, уже покойной. Судя по стихам, она хорошо знала сельскую жизнь.

Моя юность.

Вот говорят, что жили плохо.

По-моему, так нагло врут.

Я помню, бригадир Тимоха

На сенокос вёл бабий гурт.

И песни русские летели

Над клеверами вдоль реки.

Девчонки так задорно пели,

Что молодели старики.

На ужин кушали картошку

Без  хлеба, не было муки,

А вечерами под гармошку

Сбивали напрочь каблуки.

Едва вздремнувши —  вновь на поле

Косить траву, пока роса.

Дышалось радостно на воле

И нежно вжикала коса.

И счастье через край плескалось,

Над результатами труда

Сияло совести зерцало,

Как светлая вода паруда.

Да, бедно жили, спора нету.

Но выше денег честь была.

Мы не за звонкую монету

Большие делали дела.

 

Я очень благодарна всем родителям всех «детей войны», что они выстояли в те лихие годы, вырастили детей и привили им понятие: «Раньше думай о Родине, а потом о себе». Спасибо родителям, что они вырастили нас дружными, трудолюбивыми, бескорыстными. Нас из семи осталось уже только трое. Это тяжело, но мы по-прежнему любим друг друга и всех родственников.

Очень горько видеть зарастающие поля, которые в годы войны, послевоенные труднейшие годы обрабатывались . А так сей час по всем землям большого, объединившего мелкие колхозы, когда-то успешного совхоза им. 16 партсъезда. Его уже нет. А земля? Земля зарастает кустарником и «чепыжником». Нет работы людям, живущим в деревнях. И снова стихи, их автора к большому сожалению не помню, но они так созвучны моим мыслям.

Пустеют пространства России. Пустеют.

Сжимается жизнь, уходя в города.

Она, как Арал, высыхает, милеет

И прежней не будет уже никогда.

Не будет весёлого многоголосья семей,

Где собьёшься детишек считать.

Не зреют тяжёлые зёрна в колосьях,

Коль некому поле пахать, засевать.

Пустеют пространства Росси и давят

Своею огромностью и пустотой.

И точат мечи и ножи свои правят

Соседи за этой рекой и за той.

Смирнова Л.М.

Комментарии и уведомления в настоящее время закрыты..

Комментарии закрыты.